Напуганный кардинал выдал ключи. Тогда прибывшие один за другим вошли в помещение, расположенное позади комнаты папы. Они захватили оттуда все серебро и две шкатулки, в которых было около ста тысяч дукатов. В двадцать три часа они открыли выходы, и было объявлено о смерти папы. В это время слуги утащили все, что оставалось в гардеробах и комнатах; они оставили только папские троны, несколько подушек и ковры, прикрепленные к стенам».
«Дневник о ромских городских делах»
«Ваше королевское Величество, Его Светлость герцог Беневентский, полководец церкви, просил через особу посла уведомить Вас, что, верный своим обязательствам союзника, намерен всеми силами поддержать на конклаве кандидата, чье имя ранее получило одобрение Вашего Величества, а именно кардинала Тулузского. Однако, в виду того, что число голосов, твердо доступных Его Светлости, в настоящий момент не превышает десяти, Его Светлость хотел бы знать, каковы должны быть его действия в случае, если италийская и галльская часть конклава не примет кандидата-аурелианца. В частности, он был бы счастлив узнать, кого из компромиссных кандидатов Ваше Величество считает предпочтительными, а кого не желало бы видеть на папском престоле ни при каких обстоятельствах.»..
Теперь: Людовик Аурелианский, восьмой король этого имени
— Мой «преданный союзник» вежливо дает мне понять, что мой кандидат не пройдет. — вздыхает король.
Женщина лежит в облаке золотых волос — никакая русалка, никакая небесная дева не сравнится с ней.
— Скорее, — задумчиво поправляет она, — осторожно интересуется, нет ли у вас за пазухой какого-нибудь чуда, которое могло бы изменить баланс голосов.
— Например армии в скольких-то дневных переходах от Вечного Города.
— Например армии, — соглашается королева.
— А у меня ее нет, — разводит руками король. — То есть, армия-то есть, а желания начинать войну нет.
Если сейчас выдвинуть войска к Роме, то слишком многие в Толедо подумают, что король и его коннетабль воспользовались моментом, чтобы заявить о своих правах на Неаполь. Это настолько ожидаемо и предсказуемо, настолько логично и обычно, что любое действие Аурелии будет воспринято как покушение на Неаполь. А король не желает именно сейчас ввязываться в войну, да еще и за клодово наследие. Да и без кардинала Тулузского на папском троне ничего особенного не случится. Главное, чтобы не прошел галльский кандидат. Не менее важно, чтобы не прошел толедский. Толедо-ромский, один из семейки Корво или их союзник? Не идеальный вариант, но приемлемый. Италийский? Еще лучше. Так что пусть преданный союзник, сторону которого, разумеется, держит Клод, не слишком беспокоится и заботится о себе… и тем самым, об аурелианской короне.
Его Величество очень осторожен с женой — ее беременность подтверждена и это значит, что он угоден Богу как правитель. Он оставит после себя династию — и не оставит смуты. Даже если бы он хотел воевать, он не рискнул бы уехать из столицы до рождения долгожданного ребенка. Королю все равно, мальчик или девочка. Главное — он не бесплоден, его род не прервется.
— Жаль. — говорит тем временем королева, — Это так, но жаль. Иногда мне кажется, что мы слишком дорожим союзом с Толедо.
Король смотрит на жену и думает, что, наверное все-таки будет сын. Иначе Жанна не хотела бы войны, даже в шутку.
Тогда: Луи
Кто самый красивый на свете? Мама. Мама белее самого белого хлеба, глаза у нее — ярче неба, ярче камней, такие, как плащ Богородицы, когда сквозь него светит солнце. Волосы у мамы — цвета летней соломы. Золото темнее и меньше светится. Косы у мамы толщиной с ее руку и достают ей до края верхнего платья. А сама она — светлая и прямая как ее ясеневое копье.
Кто самый сильный на свете? Мама. Свой ткацкий станок она переставляет без помощи слуг. Как-то в разлив вытащила даму д'Авранш из реки, вместе с пони. Пони устал и наглотался воды и был больше в помеху, чем в помощь. А тот нож, который дед положил в колыбель Жанно, она свернула поперек. Не коленом, а просто руками, глядя деду в глаза. Был нож, стала игрушка. Мама говорит, что папа был сильнее, но он в раю, он не считается.
Кто самый смелый на свете? Мама. На охоте она подпускает зверя совсем близко, а потом бьет. Не люблю бегать, говорит, не женское это дело. Когда они приходят и пробуют обступить ее, она стоит неподвижно и смотрит прямо. И кажется, что в руке у нее ясеневое копье. Им тоже так кажется, они отступают, не дожидаясь, пока она ударит. Все, даже дед.
Кто самый умный на свете? Ваша Светлость, шипят, хрустят, хрипят они, это нечестие — брать в дом незаконных детей вашего мужа, да упокоит Господь его душу. Вы растите смерть собственным детям. Глупости, смеется мама, глупости, глупые люди. Одна семья, одна кровь, это главное. Это закон, крепче которого нет. Наивернейших слуг и друзей ращу я своим детям, щит и меч растут в моем доме.
Королевский зверь Дании — лев, Мари считает, что все поэтому. Мама — львица, а львицы не горюют, если их лев заводит других подруг. Они дружат с ними и охотятся вместе, и детей растят вместе, и если кто-то погибнет, ничьи львята не останутся сиротами. Мари старше на три четверти года, но она не права. Мама такая, потому что она мама.
Есть закон людской и закон божий, говорят ей. Невместно принцессе и матери наследника кормить грудью ребенка блу…
Не смейте. Копье совсем близко. Замолчите и вспомните, что было бы с нами, грешными, если бы Иосиф из дома Давидова держался ваших глупых… святотатственных мнений.
Мама — самая на свете. Но и самым-самым случается уставать. Им нужна помощь. Принц Людовик выходит из-за шпалеры, за которой стоял как-будто-его-нет, приветствует архиепископа и людей двора, и голосом, который разучил в пять лет, когда погиб отец, говорит:
— Ваши Милости, вы утомляете мою матушку и уже разбудили мою сестру. Возможно ли вам подождать времени, удобного для беседы?
А потом, когда в комнате с ткацким станком поперек станет меньше пахнуть свечами, мехом и железом, повернется к матери и скажет:
— Мари — девочка, а маленькому теперь лучше спать в одной спальне со мной. — поправится. — В одной постели.
Мама наклонит голову, поглядит на него и улыбнется. Пусть убийцы — или кем они еще себя назовут — посмеют сказать, что метили не в наследника престола, а в его незаконнорождённого брата. Кто же поверит в такую неумелую ложь?
Теперь: шевалье де Сен-Круа
Все повторяется в